You are the one
Выкладываю написанное мной летом. Благодарности идут двум замечательным людям, а именно: ...Yellow..., которая в кратчайшие сроки отредактировала этот текст до вполне пригодного состояния и позволила без стыда вывесить его на "Свободе слова" и Martini Rose, которая отшлифовала его до блеска, исправив то, чего мы с Йел все-таки не заметили ибо со сном и сроками летом была печаль. Девочки, я вас люблю! 
Теперь могу без стеснения разместить рассказ здесь, заявив, что это лучшее, что я написала за свои девятнадцать лет.
читать дальшеАвтор: *Arlene*
Бета: Yellow, Martini Rose
Название: Одной ногой
Рейтинг: R
Жанр: драма/ангст
Размер: миди
Тип: джен
Описание: ориджинал написан на конкурс "Свобода слова" в дайри. Заявка:
известный писатель подбирает на улице мальчика-бомжа лет 17-18. Мальчик не влюбляется и не становится его музой, а выносит все, что может унести, еще и напоследок уничтожает единственную рукопись последней книги. Писатель его ищет, находит в каком-то притоне, мальчик давно и плотно на героине. Ангст, финал на усмотрение автора.
Примечания: рейтинг присвоен из-за ненормативной лексики, которая встречается не очень часто.
*Речь идет о песне Шарля Азнавура «Падает снег»
**«Круассан» – французский ресторан, в котором 31 июля 1914 года был убит известный социалист Жан Жорес.
***Ангоний входил в состав второго триумвирата, в которым состояли также Лепид и Октавиан. В 43 г. до н.э. триумвират организовал заговор, в результате которого был убит римский оратор Цицерон.
Предупреждения: автор специфически подошел к исполнению заявки.
Заказав столик в ресторане «Круассан», Фрэнк Брольте решил, что сегодня делает это в последний раз. Он надел бежевый костюм – тот самый, в котором под грохот аплодисментов поднимался на сцену Гранд-холла в шестьдесят первом, – и повязал на шею галстук-бабочку. Старомодно, сейчас такое уже не носят, подумал Фрэнк, пригладил редеющие волосы и отполировал до блеска каждый ботинок.
Костюм сидел так ладно, что в зеркале ему привиделся юнец, дрожащий в предвкушении своей первой пресс-конференции. Фрэнк стоял, не шевелясь, пока не загорелся колеблющийся свет, позволив поближе разглядеть изборожденный морщинами лоб и отвисшие, бульдожьи щеки. На минуту он даже забыл, как сильно состарился.
Администратор с обычной услужливостью снял пальто Фрэнка и жестом пригласил пройти в зал. Последние пару лет «Круассан» никогда не был пуст, но для него, для Фрэнка Брольте, место всегда находилось. За тем столиком – крайним справа, у барной стойки – Фрэнк скоротал сотни вечеров в компании блокнота для записей.
За окном моросил дождь, и ползущая по стеклу капля показалась ему чьим-то плевком. Фрэнк потянулся было к сумке, чтобы достать блокнот и записать эту мысль, но вдруг вспомнил, что решил со всем покончить: не будет больше исписанных тетрадей и ковров, стоптанных в ожидании вдохновения. Парочку за соседним столиком Фрэнк игнорировал, хотя прежде бы обязательно отметил: мужчина импозантен и хорош собой, а женщина кажется очень зажатой, бросает ревнивые взгляды на красивую официантку, подошедшую, чтобы записать заказ, и цепко хватает мужчину за руку, словно предъявляя на него свои права. Раньше Фрэнк изводил десятки тетрадных листов на таких людей – кто-то из них наверняка узнал себя в одной из его книг. Наверное, им было приятно немного погреться в лучах его писательской славы, которую Фрэнк сегодня провожает с бокалом в руке.
Он умер для газетчиков как писатель – и если быть честным, не только для них, – зато за Фрэнком пристально следили налоговые службы. Так пристально, что ему в скором времени придется отказаться от «Круассана» и перейти на «Хог-стоун» – неплохое местечко, и цены пониже. Сперва он, конечно, продаст остатки былой роскоши, чтобы расплатиться с долгами, – квартиры в Нью-Йорке и в Таннахаси, затем откажется от «Лендровера»...
Сегодня он последний раз ест в «Круассане». Невероятно.
А вот и Джон-официант, парниша-Джон, или как вам больше нравится, мистер Брольте?
Сегодня Джон получит самые большие чаевые, которые когда-либо оставлял Фрэнк, – даже больше, чем официант, обслуживший его двадцать лет назад: здесь, в «Круассане» Фрэнк праздновал успех своего третьего романа и номинацию на Нобелевскую премию, которая ему, впрочем, так и не досталась. Рядом сидела Томина и бесконечно гладила округлый живот, в котором уже семь месяцев рос Тони, – только по этой причине Фрэнк держался от соблазна раскурить тянувшую карман сигаретку...
Сегодня было необычное утро. Проснувшись, Фрэнк потер шею, скованную отеком, – он уснул в очень неудобной позе, привалившись спиной к стене. Что-то зашуршало под локтем, когда он, сморщившись, оперся рукой о спинку кровати в попытке подняться: незаметно подобравшаяся старость щедро снабдила его вечными болями в спине.
Фрэнк глянул вниз и вспомнил, чем занимался перед тем, как забыться сном. Сотни писем лежали рядом: он уснул в ворохе конвертов и осыпал себя ими сверху, будто могильной землей. Поклонницы писали ему много и часто, но Фрэнку раньше было скучно читать присланное – такие банальные у них получались признания в любви. Восторг заставлял фанаток выводить на бумаге нелепые кокетливые завитушки – так похожие одна на другую, будто все вышли из-под одной руки. Да, вчера перед сном Фрэнк достал из сейфа стопку корреспонденции, которую когда-то отложил до тех времен, когда станет безвестным и ненужным. Вот времена и пришли.
Письма облепили Фрэнка, как мухи облепляют мертвое животное. Он так и не убрал их обратно в сейф перед уходом.
Джон негромко прокашлялся.
– Все как обычно, мистер Брольте?
– О нет, Джон. Сегодня я бы хотел заказать сырное спагетти, пиццу с грибами и две бутылки «Бордо».
– И сигару? – уточнил Джон, не привыкший записывать заказы Фрэнка, которые за пять лет его работы в «Круассане» всегда оставались неизменными.
– Да, и сигару. Пока все.
Джон спрятал блокнот в нагрудный карман рубашки и, улыбнувшись, двинулся в сторону кухни. Вежливость не позволяла ему спросить, почему Фрэнк вопреки обычаю пренебрег капустным салатом и минералкой, но оставляла надежду на солидные чаевые. Да, ты получишь свои двести баксов, Джон. Жаль, что придется с тобой проститься.
Люди вокруг жужжали, как пчелы, – Шарля Азнавура, робко шелестевшего из динамика, было почти не слышно. Не попросить ли администратора прибавить громкости? Случалось, Фрэнк подслушивал чужие разговоры и жадно ловил меткие фразочки, чтобы потом вложить в уста очередного персонажа, но сегодня хотелось другого: закрыть глаза и представить кружащийся за окном снег, которого давно уже не было в Нью-Йорке. *
– Ваш заказ, мистер Брольте.
– Спасибо, Джон.
Официант кивнул и торопливым шагом отправился дальше: ресторан переполнен, а на двадцать столиков всего три официанта. Интересно, почему здесь так любят Фрэнка Брольте? Неужели только за то, сколько купюр он оставляет в папке со счетом? Джон, наверно, только поэтому улыбается, получив возможность его обслужить, а не потому, что рядом с ним сидит некогда известный писатель, чьего имени уже, наверно, никто не помнит.
А ведь на заре своей карьеры, Фрэнк расплачивался в ресторанах автографами...
«Круассан» вообще-то ему многим обязан: когда-то Фрэнк облюбовал это местечко, и толпы посетителей приходили сюда только затем, чтобы посмотреть на звезду. Конечно, французский аналог был известен еще до рождения Фрэнка: после Парижской конференции сеть кафешек расползлась по всей стране, а через пару лет переметнулась за океан, в Америку. Сто двадцать три ресторана в пятнадцати штатах; и Фрэнк побывал почти во всех.
Но в Париже он почему-то пренебрег «Круассаном», отправившись в обычную буржуйскую забегаловку, где на тарелках подавали жирнющих жареных улиток по пятьдесят франков за каждую. Подумать только: не сесть за столик, за которым Жорес ел свою последнюю миску супа, курил последнюю сигару!**
Коснуться эпохи – это лучший шанс словить вдохновение, и Фрэнк этот шанс упустил.
– Поздравляю, старик, – сам себе сказал Фрэнк, не боясь быть услышанным, – кажется, теперь действительно все?
Он редко пьянел, но сейчас, запив спагетти сразу тремя бокалами вина, почувствовал себя дурно. Вино вязало мысли в узелок, однако настроение по-прежнему оставалось скверным. Очередной бокал дрогнул в руке, и Фрэнк чертыхнулся, глядя, как по манжету расползается пятно – красное, будто кровь.
Врач запрещал ему пить, – мистер Брольте, с таким желудком нужна строгая диета и ни капли алкоголя! – и Фрэнк покорно ел капустный салат, что, по крайней мере, позволило ему не разростись в боках, подойдя к сорокалетнему юбилею. Но сегодня особый день, пускай повоет живот, скованный болезненный судорогой – ничего, пройдет. Пара таблеток и – все.
– За то, что все твои романы... по крайней мере, половина из них были успешными, – пробормотал Фрэнк, трясущейся рукой наполнил бокал и звонко чокнулся с бутылкой.
Это сейчас ты стоишь на коленях, старина, снуешь по журнальной редакции с дурацкими заказными статейками, волочишься за боссом – этим омерзительным куском свинины – в ожидании премии. Но когда-то весь этот чертов мир, – взгляни в окно, туда, где молния только что расколола небо, будто трещина, пробежавшая по стеклу – сам собирался под твоим ботинком.
Негромкий диалог парочки за соседним столиком незаметно для Фрэнка перешел в ругань: женщина говорила очень нервно и громко, тряся при этом рукой, стиснутой в кулак, а мужчина отвечал невподад, явно раздраженный и угрюмый. Через минуту он встал и взвинченной походкой двинулся прочь, оставив на столе пару купюр. Женщина бросила отчаянный взгляд в сторону барной стойки, но там уже сжалились и поспешили к ней с носовым платком в руках – может, у них всегда припасены платки для таких случаев?
Чей-то вечер тоже был испорчен, а вместе с ним, возможно, и жизнь. Наверно, им с этой женщиной было бы о чем поговорить. Старик, а почему нет? Чего тебе стесняться? Вырядился, как молодой щеголь – и все затем, чтобы молчаливо поникнуть в стакане с вином?
Фрэнк встал и, дождавшись, пока мутноватый зал немного прояснится (он, видимо, оставил очки у себя в прихожей), двинулся к соседнему столику.
– Что бы у вас ни случилось, мисс, я желаю вам счастья, – выдал Фрэнк и неловко опустил на столик оставшуюся бутылку, к которой так и не притронулся. Может быть, им распить ее на двоих? Нет, ему уже хватит, он ограничится водой. Посмотрит на нее – красивую, молодую, с бокалом в руке: вино цвета темного янтаря, как волосы, уложенные в строгую прическу.
Темный янтарь, – вот что он подумал, впервые увидев Томину.
Прижав к глазам платок, женщина кивнула. Не узнает меня, догадался Фрэнк, и с сожалением развернулся, чтобы уйти. А разве должна? Когда он в последний раз видел свой роман на книжном прилавке? За прошлый месяц Фрэнк обошел десятки магазинов в надежде найти хоть самую завалящую повестушку, вышедшую из-под собственного пера и, потерпев крах, убедил себя в том, что все тиражи давно раскупили, как горячие хот-доги. Фрэнк старался не вспоминать, с каким удивлением на него посмотрел продавец, услышав фамилию «Брольте».
– Мистер, – Фрэнк уже развернулся, чтобы уйти, но незнакомка хватко уцепилась за его рукав, – мистер...
– Брольте, – с надеждой ответил он. – Меня зовут Фрэнк Брольте.
– Спасибо вам, мистер Брольте, – сердечно сказала женщина, не переставая тереть покрасневшие глаза. Фрэнку не было дела до благодарностей, он лишь кивнул и жестом подозвал официанта. Кокетничать с такой ему уже не по возрасту, а у нее впридачу на пальце блестит золотой ободок – даже без очков он разглядел кольцо. Наверно, тот человек ей муж, а то, что сейчас стряслось – обычная бытовая неурядица. Фрэнк уже совсем забыл, что такое семейная жизнь, зато боль в животе напоминала о холостяцкой.
Судя по нудящему желудку, вечер прощаний пора заканчивать – он и так превратился в попойку.
– Так рано уходите? – спросил разочарованный Джон: видимо, официант рассчитывал на то, что Фрэнк что-нибудь закажет на десерт. Пакет булочек из «Круассана» тянул на его недельный заработок, – Фрэнк сам когда-то бегал с подносами и знал, что такое ремесло не больно-то ценится.
Желудок снова прихватило, и Фрэнк сморщился. Этой любви, проплаченной ворохом купюр, скоро будет не хватать, а платить будет нечем.
– Дела, Джон, – выдавил Фрэнк, сам себе удивляясь: как можно было так напиться с бутылки вина? Впрочем, до этого были несколько трезвенных лет, которым, в свою очередь, предшествовали годы, проведенные с бутылкой, – зато Фрэнк сумел пережить развод с Томиной.
Сто тридцать восемь долларов. Вино, спагетти и пицца.
– А заверни-ка мне пиццу, Джон, – попросил Фрэнк и рассмеялся сам не зная чему. Может, тому, что впервые решил взять еду с собой, – прямо как студенты, втихаря сгребающие с тарелок объедки, которыми якобы хотят накормить бродячих животных.
Завтра он проснется и позавтракает пиццей из «Круассана» – хоть какое-то утешение.
Пока Джон нарочито медленно сминал шуршащий пакетик, Фрэнк выудил из кошелька все найденные там деньги и нетвердым жестом сунул купюры ему в нагрудный карман, проигнорировав приготовленную папку со счетом.
– Это тебе, Джон. Ты отличный малый, знаешь об этом?
– Мистер Брольте... – смутился официант. – Этого слишком...
– Ты заслужил, прекрати, Бога ради! – гаркнул Фрэнк – так громко, что несколько посетителей с интересом глянули в их сторону. Люди всегда оживляются в преддверии скандала, но сейчас ничего подобного не произойдет. Фрэнк всего лишь отдаст должное человеку, с которым приятно было иметь дело. – Поверь старику, ты стоишь куда больше, чем я тебе сейчас даю – если, конечно, вообще мерить людей деньгами! Джон, а хочешь я дам тебе автограф, а? Ты меня поди давно узнал, но спросить стесняешься. Будет чем хвастаться перед друзьями, а, Джон?
– Автограф? – спросил Джон, настороженно глянув куда-то за спину Фрэнка. Должно быть, там стоял администратор, привлеченный шумом.
– Конечно! Дружище, ну это же я – Фрэнк Брольте! – воскликнул Фрэнк: пристальные взгляды других посетителей давно перестали его смущать. – Ты ведь читал «Спасение огнем»? А «Тринадцатый колос»? А, Джон? Давненько они вышли, но твои-то родители обязаны были тебе про нее рассказать! Рассказывали же? Да, Джон?..
Непонимание, затопившее глаза Джона, сделало их несоизмеримо огромными и подействовало на Фрэнка, как кувшин ледяной воды. Не читал. Не слышал. Не знает.
Фрэнк жестом остановил Джона, уже готового вытащить из нагрудного кармана всю полученную от клиента пачку денег, и крепко хлопнул его по плечу на прощание. А потом подхватил пакет с пиццей и двинулся к выходу.
Администратор кинулся к нему, как лакей, намереваясь подать пальто, но Фрэнк молча выдрал одежду из цепких пальцев.
– Мистер Брольте, как же так... Вы очень рано... – забубнил администратор, с явной неохотой отпуская выгодного клиента.
– Прощайте, мистер... мистер... – Фрэнк не помнил фамилии, но был совершенно уверен, что когда-то ее слышал. Может, у него было несколько знакомых с такой фамилией?.. Простая, немудреная, но самые легкие вещи Фрэнк запоминал с трудом.
Тяга ко всему необычному у него в крови, смеялась Томина.
– Стэнли, – ответил тот, и морщина на лбу разгладилась, придавая лицу выражение прежней учтивости. Наверно, он понял, в чем дело, заметив неровную походку Фрэнка, а может, до него долетел терпкий, сладковатый запах «Бордо». Или голос – конечно, голос Фрэнка всегда выдавал его в первую очередь – голос грубел и трещал, как сухой хворост. Мистер администратор рассудил, что с пьяного ничего не снимешь – ведь Джон-официант уже и так обчистил его карманы. Но для Джона не жалко, он славный парень.
А фамилия «Стэнли» почему-то ассоциируется с психиатрией. Странно.
– Счастливо вам, мистер Стэнли, – усмехнулся Фрэнк, присел в неуклюжем, но показавшемся ему уместном реверансе и распахнул дверь навстречу мокрым от дождя улицам.
Зонтик – конечно, ты забыл его, старый дурень! Этот ливень как следует отполирует твою плешь – почему не взял хотя бы котелок? Старомодную шляпку с прямыми полями: ты бы смотрелся тогда как джазовый певец, дающий концерт под открытым небом! Костюм, шляпка, походка...
Может, и правда спеть? Гляди, Фрэнк, ты еще даже рта не раскрыл, а к тебе уже торопится первый слушатель – или это старый поклонник, разглядевший в тебе своего кумира? А куда ты запрятал экземпляр книги, под мышку что ли или засунул за пояс? Надо будет еще отыскать ручку, не слюной же ставить автограф!
– Привет, парень, – Фрэнк метнулся к фигуре, закутанной в дождевик, и схватил незнакомца за плечи. – Хорошая погодка, а? Давай прогуляемся вместе?
Дождевик неожиданно зашуршал и оссыпался на асфальт кучей тряпок. Связанные между собой тряпки, а не дождевик – какой интересный выбор у этого мальчишки! Фрэнк только больше развеселился, увидев, что тот остался в линялой футболке и разодранных джинсах. Незнакомец нервным жестом обхватил себя руками, даже не попытавшись подобрать с асфальта клочья одежды.
Бродяга, значит? Бродяги тоже должны знать, кто такой Фрэнк Брольте!
– Прохладно, а? – засмелся Фрэнк и хлопнул его по плечу. Мальчик – лица толком не разглядеть, все проклятый дождь и позабытое дома пенсне! – дернулся, пробуя освободиться.
– Давай я отдам тебе свой плащ, если холодно. Парень, да ты чего? Гляди, что у меня есть!
Фрэнк непослушными пальцами полез в сумку, зашуршал пакетом, и мальчик замер, увидев еду. Кажется, теперь он был совсем не против составить Фрэнку компанию.
Фрэнк отломил хрустящий, хорошо прожаренный ломоть пиццы и повертел у него перед носом.
– Ну что, хочешь? Ты голоден?
– Да, – ответил тот, впервые подав голос. Глаза жадно следили за рукой Фрэнка, в которой был зажат набухший от дождя кусок теста.
Фрэнк протянул ему пиццу: мальчишка схватил подаяние грязной, трясущейся рукой и стремительно отправил в рот.
– Еще хочешь, а, парень? – усмехнулся Фрэнк. – Хочешь, спрашиваю? Пошли, прогуляемся, и получишь еще.
Мальчик подошел ближе, и в рассеянном фонарном свете Фрэнк наконец разглядел его лицо, почему-то показавшееся знакомым. Легонько подул ветерок, и Фрэнк почувствовал, как дурно пах встреченный: кислым потом и нестиранной одеждой. То был запах нищеты, запах голода.
Не медля, Фрэнк взял его под руку и потащил прочь – к перекрестку, туда, где визжали автомобильные шины и слышалась громкая брань шоферов и клиентов, не сошедшихся в цене.
– Мы с тобой сядем на такси, парень. – Как же захотелось потереть руки – довольно и предвкушающе хлопнуть одной ладонью о другую: в берлоге Фрэнка сегодня появится гость! Кто его посещает, кроме Пестрого Солнышка, которая каждое воскресное утро ровно в одиннадцать жмет отманикюренным ноготком на кнопку дверного звонка? Расписание, чертова пунктуальность, у Солнышка все дни забиты по часам. Только во время дамских неприятностей я отдыхаю, малыш Фрэнки.
Мальчишка не сопротивлялся, приноровившись к походке Фрэнка, а сам Фрэнк раскачивался из стороны в сторону, как маятник и один раз въехал в фонарный столб. Спутник ему не помогал, – пока Фрэнк тряс головой, стараясь прогнать боль, накрывшую голову плотнее, чем накрыла бы забытая дома шляпа – мальчик растерянно стоял рядом, должно быть, не зная, что делать. Но убежать не пытался, – так значит, ему не претит компания Фрэнка Брольте, великого и непревзойденного Фрэнка?
Фрэнк снова залез в сумку, отопихнул рукой пакетик с оставшейся пиццей, и спутник судорожно сглотнул – так, словно горло ему сдавил болезненный спазм. Пицца, чертов блокнот, ключи, сигареты...
Бумажник! Фрэнк открыл портмоне и уперся взором в бордовую подкладку – пустую, если не считать десятицентовой монеты. Будто зверь разинул красную пасть, насмешливо демонстрируя толстый язык.
– Черт тебя дери, пройдоха Джон! – ругнулся Фрэнк, на всякий случай встряхнув портмоне. Монетка подпрыгнула в воздух и упала на тротуар, но Фрэнк не стал за ней нагибаться. – А я-то думал... «Этого слишком много, мистер Брольте!» Каков нахал, а! Там же было полторы, нет – две тысячи... Вот почему этот обаятельный гаденыш так долго работает в «Круассане» – с такими-то способностями обчищать посетителей! Нет, такси отменяется, – Фрэнк повернулся в сторону своего нового знакомого, который смиренно ждал, чем все это окончится, – придется нам с тобой добираться пешком. Но здесь недалеко, что мы – буржуи какие-то – брать такси ради трех кварталов?
Кто же знал, что на три квартала понадобится полчаса? Но когда они добрались до квартиры Фрэнка, когда Фрэнк снова встряхнул сумку в поисках ключей, и пакетик с пиццей едва не выпал на расстеленный перед дверью коврик, мальчик – всю дорогу игравший роль молчаливого сторожа – неожиданно подал голос.
– Мистер... дайте... дайте, пожалуйста, – хрипловатым голосом попросил он, вслед за Фрэнком проталкиваясь в темень прихожей.
– Что? – спросил Фрэнк, нашаривая на стене выключатель. Лампа коротко вспыхнула и тут же погасла, но Фрэнк успел заметить, что мальчик опять обхватил себя руками, будто пытался согреться – наверно, для него это привычный жест.
Придется снова звать электрика: новую лампочку Фрэнк сам поставить не сумеет.
Фрэнк схватил гостя за руку и потащил в сторону кухни, освещая путь тусклым огоньком от зажигалки. На кухне, по крайней мере, все в порядке с лампочками. Он подтолкнул мальчика к стулу, но тот с неожиданной, какой-то отчаянной силой вцепился пальцами в ладонь Фрэнка, царапая ногтями старые мозоли, въевшиеся в кожу после тысячи дней, проведенных за печатной машинкой.
– Дайте... Еды, прошу вас... Без нее не смогу...
Чего он не сможет, Фрэнк так и не понял, но спорить не стал – обещал же он его накормить, в конце концов!
Мальчик схватил протянутый кусок пиццы и в момент сгрыз подсохшее тесто, как собака обгладывает кость. Все правильно, у Фрэнка теперь есть свой домашний любимец – он ведь заманил его в свои пенаты едой! И тот пошел за ним на запах пиццы, как пес. Неплохо бы дать ему какую-нибудь кличку.
– Энтони, – ответил мальчик, запустив пятерню в пакет – видимо, в поисках завалящихся крошек. А потом выпрямился на стуле – медленно, со вздохом, будто к чему-то готовился.
Волосы у него были длинные и грязные, и Фрэнк толком не видел лица – только острый нос, влажно блестевший в зыбком свете лампы.
– Ну, как вы хотите? – спросил мальчик, растирая себя руками. Грелку ему что ли подать? – Здесь или... в вашей комнате?
– Что ты имеешь в виду? – усмехнулся Фрэнк: он всегда усмехался, не понимая, о чем идет речь.
Энтони, наконец, додумался заправить волосы за уши, и Фрэнк разглядел землисто-серые щеки и глубокую ямку на подбородке, больше похожую на вмятину. Глаза были тусклые – то ли серого, то ли зеленого цвета.
Фрэнк собирался спросить еще что-то, но тут Энтони поднялся и очень быстро скинул одежду: изорванные джинсы и футболка смятой кучей остались лежать на полу. Он спокойно ступил вперед, подойдя поближе, – Фрэнк теперь видел угристую кожу, так плотно натянутую ребрами, что удивился, как она до сих пор не порвалась. Но поразило не это – с каким, однако, спокойствием Энтони проделал эту нехитрую операцию! Руки проворно расправились с молниями – быстро, без малейшей неуверенности.
Не впервой ему раздеваться перед мужчинами, догадался Фрэнк. Энтони смотрел на него абсолютно равнодушно, должно быть, дожидаясь, когда тот сам разденется или прикажет мальчику сделать что-то еще.
Желудок опять скрутило. Где же его таблетки?
– Ты... так ты что?.. – залепетал Фрэнк, не зная, какое слово подобрать.
– Вы не хотите здесь? – все так же спокойно спросил Энтони.
– Я не хочу вообще, – отрезал Фрэнк и хотел предложить ему снова одеться. Впрочем, его тряпки не сгодятся ни для чего... Но дальше смотреть на это исхудавшее голое тело Фрэнк не мог. – Иди-ка ты в ванную. Первая дверь направо, – натолкнувшись на удивленный взгляд, Фрэнк добавил: – Вымоешься – получишь бифштекс.
– А зачем вы меня сюда привели, если ничего не хотите?.. – спросил Фрэнк, сведя брови к переносице. Он растерялся, наверно, потому что не знал, как ему еще расплатиться за гостеприимство.
Из парня бы получился отличный персонаж, подумал Фрэнк. Работает за еду – и, судя по всему, уже долгое время. Каков стаж, интересно? Сколько понадобилось времени, чтобы воспринимать это ремесло с таким смирением?
Энтони – слишком красивое имя для бездомного, но для шлюхи сгодится. «Пестрое Солнышко» звучит смешно и дешево, а «Энтони» – изящно: мягкость звучания обоснована тремя гласными и чем-то другим, пока не понятным Фрэнку. Как его зовут на самом деле, интересно?
Возьми шлюху-Энтони, он отдастся за кусок хлеба, ну или пиццы, он непривередливый.
Фрэнк пожалел о том, что оставил вторую бутылку вина той девушке из ресторана. Но алкоголь бы только усугубил тошноту: нет, нужно все-таки принять лекарство.
– В ванную, – резко сказал Фрэнк. – Мне тут блохи не нужны, здесь и так достаточно грязи, – он повел рукой в неопределенном направлении, должно быть, желая продемонстрировать гостю убожество собственной кухни. Убожество, ха! Мальчик, наверно, никогда не видел подобной роскоши – или все-таки видел? Он так спокойно ступал по мраморным плитам, размазывая босыми пятками уличную грязь. Фрэнк только сейчас понял, что Энтони был без обуви.
Отправив его в душ, Фрэнк тем временем ринулся к себе в гардеробную: надо же во что-то одеть своего случайного гостя. О том, что теперь с ним делать, думать не хотелось – на пьяную голову перспектива совместного времяпровождения выглядела проще и естественнее. Да, на пьяную голову он думал погорланить вместе пару песенок и, может, тяпнуть вдвоем винца, за которым Фрэнк так и не зашел в супермаркет.
Увидев Энтони в собственных шортах, с трудом державшихся на толстом кожаном ремне, и свитере, разглядев лицо с убранными назад волосами – светлыми, светлыми как пшеница! – Фрэнк резко опустился на стул. Память схватила его за руку так крепко, как он схватил Энтони, когда впервые увидел – и потащила на двенадцать лет назад.
Фрэнк сидел с открытым ртом, снова почувствовав, как вино поднялось из желудка, будто ядерная волна.
Теперь могу без стеснения разместить рассказ здесь, заявив, что это лучшее, что я написала за свои девятнадцать лет. читать дальшеАвтор: *Arlene*
Бета: Yellow, Martini Rose
Название: Одной ногой
Рейтинг: R
Жанр: драма/ангст
Размер: миди
Тип: джен
Описание: ориджинал написан на конкурс "Свобода слова" в дайри. Заявка:
известный писатель подбирает на улице мальчика-бомжа лет 17-18. Мальчик не влюбляется и не становится его музой, а выносит все, что может унести, еще и напоследок уничтожает единственную рукопись последней книги. Писатель его ищет, находит в каком-то притоне, мальчик давно и плотно на героине. Ангст, финал на усмотрение автора.
Примечания: рейтинг присвоен из-за ненормативной лексики, которая встречается не очень часто.
*Речь идет о песне Шарля Азнавура «Падает снег»
**«Круассан» – французский ресторан, в котором 31 июля 1914 года был убит известный социалист Жан Жорес.
***Ангоний входил в состав второго триумвирата, в которым состояли также Лепид и Октавиан. В 43 г. до н.э. триумвират организовал заговор, в результате которого был убит римский оратор Цицерон.
Предупреждения: автор специфически подошел к исполнению заявки.
Заказав столик в ресторане «Круассан», Фрэнк Брольте решил, что сегодня делает это в последний раз. Он надел бежевый костюм – тот самый, в котором под грохот аплодисментов поднимался на сцену Гранд-холла в шестьдесят первом, – и повязал на шею галстук-бабочку. Старомодно, сейчас такое уже не носят, подумал Фрэнк, пригладил редеющие волосы и отполировал до блеска каждый ботинок.
Костюм сидел так ладно, что в зеркале ему привиделся юнец, дрожащий в предвкушении своей первой пресс-конференции. Фрэнк стоял, не шевелясь, пока не загорелся колеблющийся свет, позволив поближе разглядеть изборожденный морщинами лоб и отвисшие, бульдожьи щеки. На минуту он даже забыл, как сильно состарился.
Администратор с обычной услужливостью снял пальто Фрэнка и жестом пригласил пройти в зал. Последние пару лет «Круассан» никогда не был пуст, но для него, для Фрэнка Брольте, место всегда находилось. За тем столиком – крайним справа, у барной стойки – Фрэнк скоротал сотни вечеров в компании блокнота для записей.
За окном моросил дождь, и ползущая по стеклу капля показалась ему чьим-то плевком. Фрэнк потянулся было к сумке, чтобы достать блокнот и записать эту мысль, но вдруг вспомнил, что решил со всем покончить: не будет больше исписанных тетрадей и ковров, стоптанных в ожидании вдохновения. Парочку за соседним столиком Фрэнк игнорировал, хотя прежде бы обязательно отметил: мужчина импозантен и хорош собой, а женщина кажется очень зажатой, бросает ревнивые взгляды на красивую официантку, подошедшую, чтобы записать заказ, и цепко хватает мужчину за руку, словно предъявляя на него свои права. Раньше Фрэнк изводил десятки тетрадных листов на таких людей – кто-то из них наверняка узнал себя в одной из его книг. Наверное, им было приятно немного погреться в лучах его писательской славы, которую Фрэнк сегодня провожает с бокалом в руке.
Он умер для газетчиков как писатель – и если быть честным, не только для них, – зато за Фрэнком пристально следили налоговые службы. Так пристально, что ему в скором времени придется отказаться от «Круассана» и перейти на «Хог-стоун» – неплохое местечко, и цены пониже. Сперва он, конечно, продаст остатки былой роскоши, чтобы расплатиться с долгами, – квартиры в Нью-Йорке и в Таннахаси, затем откажется от «Лендровера»...
Сегодня он последний раз ест в «Круассане». Невероятно.
А вот и Джон-официант, парниша-Джон, или как вам больше нравится, мистер Брольте?
Сегодня Джон получит самые большие чаевые, которые когда-либо оставлял Фрэнк, – даже больше, чем официант, обслуживший его двадцать лет назад: здесь, в «Круассане» Фрэнк праздновал успех своего третьего романа и номинацию на Нобелевскую премию, которая ему, впрочем, так и не досталась. Рядом сидела Томина и бесконечно гладила округлый живот, в котором уже семь месяцев рос Тони, – только по этой причине Фрэнк держался от соблазна раскурить тянувшую карман сигаретку...
Сегодня было необычное утро. Проснувшись, Фрэнк потер шею, скованную отеком, – он уснул в очень неудобной позе, привалившись спиной к стене. Что-то зашуршало под локтем, когда он, сморщившись, оперся рукой о спинку кровати в попытке подняться: незаметно подобравшаяся старость щедро снабдила его вечными болями в спине.
Фрэнк глянул вниз и вспомнил, чем занимался перед тем, как забыться сном. Сотни писем лежали рядом: он уснул в ворохе конвертов и осыпал себя ими сверху, будто могильной землей. Поклонницы писали ему много и часто, но Фрэнку раньше было скучно читать присланное – такие банальные у них получались признания в любви. Восторг заставлял фанаток выводить на бумаге нелепые кокетливые завитушки – так похожие одна на другую, будто все вышли из-под одной руки. Да, вчера перед сном Фрэнк достал из сейфа стопку корреспонденции, которую когда-то отложил до тех времен, когда станет безвестным и ненужным. Вот времена и пришли.
Письма облепили Фрэнка, как мухи облепляют мертвое животное. Он так и не убрал их обратно в сейф перед уходом.
Джон негромко прокашлялся.
– Все как обычно, мистер Брольте?
– О нет, Джон. Сегодня я бы хотел заказать сырное спагетти, пиццу с грибами и две бутылки «Бордо».
– И сигару? – уточнил Джон, не привыкший записывать заказы Фрэнка, которые за пять лет его работы в «Круассане» всегда оставались неизменными.
– Да, и сигару. Пока все.
Джон спрятал блокнот в нагрудный карман рубашки и, улыбнувшись, двинулся в сторону кухни. Вежливость не позволяла ему спросить, почему Фрэнк вопреки обычаю пренебрег капустным салатом и минералкой, но оставляла надежду на солидные чаевые. Да, ты получишь свои двести баксов, Джон. Жаль, что придется с тобой проститься.
Люди вокруг жужжали, как пчелы, – Шарля Азнавура, робко шелестевшего из динамика, было почти не слышно. Не попросить ли администратора прибавить громкости? Случалось, Фрэнк подслушивал чужие разговоры и жадно ловил меткие фразочки, чтобы потом вложить в уста очередного персонажа, но сегодня хотелось другого: закрыть глаза и представить кружащийся за окном снег, которого давно уже не было в Нью-Йорке. *
– Ваш заказ, мистер Брольте.
– Спасибо, Джон.
Официант кивнул и торопливым шагом отправился дальше: ресторан переполнен, а на двадцать столиков всего три официанта. Интересно, почему здесь так любят Фрэнка Брольте? Неужели только за то, сколько купюр он оставляет в папке со счетом? Джон, наверно, только поэтому улыбается, получив возможность его обслужить, а не потому, что рядом с ним сидит некогда известный писатель, чьего имени уже, наверно, никто не помнит.
А ведь на заре своей карьеры, Фрэнк расплачивался в ресторанах автографами...
«Круассан» вообще-то ему многим обязан: когда-то Фрэнк облюбовал это местечко, и толпы посетителей приходили сюда только затем, чтобы посмотреть на звезду. Конечно, французский аналог был известен еще до рождения Фрэнка: после Парижской конференции сеть кафешек расползлась по всей стране, а через пару лет переметнулась за океан, в Америку. Сто двадцать три ресторана в пятнадцати штатах; и Фрэнк побывал почти во всех.
Но в Париже он почему-то пренебрег «Круассаном», отправившись в обычную буржуйскую забегаловку, где на тарелках подавали жирнющих жареных улиток по пятьдесят франков за каждую. Подумать только: не сесть за столик, за которым Жорес ел свою последнюю миску супа, курил последнюю сигару!**
Коснуться эпохи – это лучший шанс словить вдохновение, и Фрэнк этот шанс упустил.
– Поздравляю, старик, – сам себе сказал Фрэнк, не боясь быть услышанным, – кажется, теперь действительно все?
Он редко пьянел, но сейчас, запив спагетти сразу тремя бокалами вина, почувствовал себя дурно. Вино вязало мысли в узелок, однако настроение по-прежнему оставалось скверным. Очередной бокал дрогнул в руке, и Фрэнк чертыхнулся, глядя, как по манжету расползается пятно – красное, будто кровь.
Врач запрещал ему пить, – мистер Брольте, с таким желудком нужна строгая диета и ни капли алкоголя! – и Фрэнк покорно ел капустный салат, что, по крайней мере, позволило ему не разростись в боках, подойдя к сорокалетнему юбилею. Но сегодня особый день, пускай повоет живот, скованный болезненный судорогой – ничего, пройдет. Пара таблеток и – все.
– За то, что все твои романы... по крайней мере, половина из них были успешными, – пробормотал Фрэнк, трясущейся рукой наполнил бокал и звонко чокнулся с бутылкой.
Это сейчас ты стоишь на коленях, старина, снуешь по журнальной редакции с дурацкими заказными статейками, волочишься за боссом – этим омерзительным куском свинины – в ожидании премии. Но когда-то весь этот чертов мир, – взгляни в окно, туда, где молния только что расколола небо, будто трещина, пробежавшая по стеклу – сам собирался под твоим ботинком.
Негромкий диалог парочки за соседним столиком незаметно для Фрэнка перешел в ругань: женщина говорила очень нервно и громко, тряся при этом рукой, стиснутой в кулак, а мужчина отвечал невподад, явно раздраженный и угрюмый. Через минуту он встал и взвинченной походкой двинулся прочь, оставив на столе пару купюр. Женщина бросила отчаянный взгляд в сторону барной стойки, но там уже сжалились и поспешили к ней с носовым платком в руках – может, у них всегда припасены платки для таких случаев?
Чей-то вечер тоже был испорчен, а вместе с ним, возможно, и жизнь. Наверно, им с этой женщиной было бы о чем поговорить. Старик, а почему нет? Чего тебе стесняться? Вырядился, как молодой щеголь – и все затем, чтобы молчаливо поникнуть в стакане с вином?
Фрэнк встал и, дождавшись, пока мутноватый зал немного прояснится (он, видимо, оставил очки у себя в прихожей), двинулся к соседнему столику.
– Что бы у вас ни случилось, мисс, я желаю вам счастья, – выдал Фрэнк и неловко опустил на столик оставшуюся бутылку, к которой так и не притронулся. Может быть, им распить ее на двоих? Нет, ему уже хватит, он ограничится водой. Посмотрит на нее – красивую, молодую, с бокалом в руке: вино цвета темного янтаря, как волосы, уложенные в строгую прическу.
Темный янтарь, – вот что он подумал, впервые увидев Томину.
Прижав к глазам платок, женщина кивнула. Не узнает меня, догадался Фрэнк, и с сожалением развернулся, чтобы уйти. А разве должна? Когда он в последний раз видел свой роман на книжном прилавке? За прошлый месяц Фрэнк обошел десятки магазинов в надежде найти хоть самую завалящую повестушку, вышедшую из-под собственного пера и, потерпев крах, убедил себя в том, что все тиражи давно раскупили, как горячие хот-доги. Фрэнк старался не вспоминать, с каким удивлением на него посмотрел продавец, услышав фамилию «Брольте».
– Мистер, – Фрэнк уже развернулся, чтобы уйти, но незнакомка хватко уцепилась за его рукав, – мистер...
– Брольте, – с надеждой ответил он. – Меня зовут Фрэнк Брольте.
– Спасибо вам, мистер Брольте, – сердечно сказала женщина, не переставая тереть покрасневшие глаза. Фрэнку не было дела до благодарностей, он лишь кивнул и жестом подозвал официанта. Кокетничать с такой ему уже не по возрасту, а у нее впридачу на пальце блестит золотой ободок – даже без очков он разглядел кольцо. Наверно, тот человек ей муж, а то, что сейчас стряслось – обычная бытовая неурядица. Фрэнк уже совсем забыл, что такое семейная жизнь, зато боль в животе напоминала о холостяцкой.
Судя по нудящему желудку, вечер прощаний пора заканчивать – он и так превратился в попойку.
– Так рано уходите? – спросил разочарованный Джон: видимо, официант рассчитывал на то, что Фрэнк что-нибудь закажет на десерт. Пакет булочек из «Круассана» тянул на его недельный заработок, – Фрэнк сам когда-то бегал с подносами и знал, что такое ремесло не больно-то ценится.
Желудок снова прихватило, и Фрэнк сморщился. Этой любви, проплаченной ворохом купюр, скоро будет не хватать, а платить будет нечем.
– Дела, Джон, – выдавил Фрэнк, сам себе удивляясь: как можно было так напиться с бутылки вина? Впрочем, до этого были несколько трезвенных лет, которым, в свою очередь, предшествовали годы, проведенные с бутылкой, – зато Фрэнк сумел пережить развод с Томиной.
Сто тридцать восемь долларов. Вино, спагетти и пицца.
– А заверни-ка мне пиццу, Джон, – попросил Фрэнк и рассмеялся сам не зная чему. Может, тому, что впервые решил взять еду с собой, – прямо как студенты, втихаря сгребающие с тарелок объедки, которыми якобы хотят накормить бродячих животных.
Завтра он проснется и позавтракает пиццей из «Круассана» – хоть какое-то утешение.
Пока Джон нарочито медленно сминал шуршащий пакетик, Фрэнк выудил из кошелька все найденные там деньги и нетвердым жестом сунул купюры ему в нагрудный карман, проигнорировав приготовленную папку со счетом.
– Это тебе, Джон. Ты отличный малый, знаешь об этом?
– Мистер Брольте... – смутился официант. – Этого слишком...
– Ты заслужил, прекрати, Бога ради! – гаркнул Фрэнк – так громко, что несколько посетителей с интересом глянули в их сторону. Люди всегда оживляются в преддверии скандала, но сейчас ничего подобного не произойдет. Фрэнк всего лишь отдаст должное человеку, с которым приятно было иметь дело. – Поверь старику, ты стоишь куда больше, чем я тебе сейчас даю – если, конечно, вообще мерить людей деньгами! Джон, а хочешь я дам тебе автограф, а? Ты меня поди давно узнал, но спросить стесняешься. Будет чем хвастаться перед друзьями, а, Джон?
– Автограф? – спросил Джон, настороженно глянув куда-то за спину Фрэнка. Должно быть, там стоял администратор, привлеченный шумом.
– Конечно! Дружище, ну это же я – Фрэнк Брольте! – воскликнул Фрэнк: пристальные взгляды других посетителей давно перестали его смущать. – Ты ведь читал «Спасение огнем»? А «Тринадцатый колос»? А, Джон? Давненько они вышли, но твои-то родители обязаны были тебе про нее рассказать! Рассказывали же? Да, Джон?..
Непонимание, затопившее глаза Джона, сделало их несоизмеримо огромными и подействовало на Фрэнка, как кувшин ледяной воды. Не читал. Не слышал. Не знает.
Фрэнк жестом остановил Джона, уже готового вытащить из нагрудного кармана всю полученную от клиента пачку денег, и крепко хлопнул его по плечу на прощание. А потом подхватил пакет с пиццей и двинулся к выходу.
Администратор кинулся к нему, как лакей, намереваясь подать пальто, но Фрэнк молча выдрал одежду из цепких пальцев.
– Мистер Брольте, как же так... Вы очень рано... – забубнил администратор, с явной неохотой отпуская выгодного клиента.
– Прощайте, мистер... мистер... – Фрэнк не помнил фамилии, но был совершенно уверен, что когда-то ее слышал. Может, у него было несколько знакомых с такой фамилией?.. Простая, немудреная, но самые легкие вещи Фрэнк запоминал с трудом.
Тяга ко всему необычному у него в крови, смеялась Томина.
– Стэнли, – ответил тот, и морщина на лбу разгладилась, придавая лицу выражение прежней учтивости. Наверно, он понял, в чем дело, заметив неровную походку Фрэнка, а может, до него долетел терпкий, сладковатый запах «Бордо». Или голос – конечно, голос Фрэнка всегда выдавал его в первую очередь – голос грубел и трещал, как сухой хворост. Мистер администратор рассудил, что с пьяного ничего не снимешь – ведь Джон-официант уже и так обчистил его карманы. Но для Джона не жалко, он славный парень.
А фамилия «Стэнли» почему-то ассоциируется с психиатрией. Странно.
– Счастливо вам, мистер Стэнли, – усмехнулся Фрэнк, присел в неуклюжем, но показавшемся ему уместном реверансе и распахнул дверь навстречу мокрым от дождя улицам.
Зонтик – конечно, ты забыл его, старый дурень! Этот ливень как следует отполирует твою плешь – почему не взял хотя бы котелок? Старомодную шляпку с прямыми полями: ты бы смотрелся тогда как джазовый певец, дающий концерт под открытым небом! Костюм, шляпка, походка...
Может, и правда спеть? Гляди, Фрэнк, ты еще даже рта не раскрыл, а к тебе уже торопится первый слушатель – или это старый поклонник, разглядевший в тебе своего кумира? А куда ты запрятал экземпляр книги, под мышку что ли или засунул за пояс? Надо будет еще отыскать ручку, не слюной же ставить автограф!
– Привет, парень, – Фрэнк метнулся к фигуре, закутанной в дождевик, и схватил незнакомца за плечи. – Хорошая погодка, а? Давай прогуляемся вместе?
Дождевик неожиданно зашуршал и оссыпался на асфальт кучей тряпок. Связанные между собой тряпки, а не дождевик – какой интересный выбор у этого мальчишки! Фрэнк только больше развеселился, увидев, что тот остался в линялой футболке и разодранных джинсах. Незнакомец нервным жестом обхватил себя руками, даже не попытавшись подобрать с асфальта клочья одежды.
Бродяга, значит? Бродяги тоже должны знать, кто такой Фрэнк Брольте!
– Прохладно, а? – засмелся Фрэнк и хлопнул его по плечу. Мальчик – лица толком не разглядеть, все проклятый дождь и позабытое дома пенсне! – дернулся, пробуя освободиться.
– Давай я отдам тебе свой плащ, если холодно. Парень, да ты чего? Гляди, что у меня есть!
Фрэнк непослушными пальцами полез в сумку, зашуршал пакетом, и мальчик замер, увидев еду. Кажется, теперь он был совсем не против составить Фрэнку компанию.
Фрэнк отломил хрустящий, хорошо прожаренный ломоть пиццы и повертел у него перед носом.
– Ну что, хочешь? Ты голоден?
– Да, – ответил тот, впервые подав голос. Глаза жадно следили за рукой Фрэнка, в которой был зажат набухший от дождя кусок теста.
Фрэнк протянул ему пиццу: мальчишка схватил подаяние грязной, трясущейся рукой и стремительно отправил в рот.
– Еще хочешь, а, парень? – усмехнулся Фрэнк. – Хочешь, спрашиваю? Пошли, прогуляемся, и получишь еще.
Мальчик подошел ближе, и в рассеянном фонарном свете Фрэнк наконец разглядел его лицо, почему-то показавшееся знакомым. Легонько подул ветерок, и Фрэнк почувствовал, как дурно пах встреченный: кислым потом и нестиранной одеждой. То был запах нищеты, запах голода.
Не медля, Фрэнк взял его под руку и потащил прочь – к перекрестку, туда, где визжали автомобильные шины и слышалась громкая брань шоферов и клиентов, не сошедшихся в цене.
– Мы с тобой сядем на такси, парень. – Как же захотелось потереть руки – довольно и предвкушающе хлопнуть одной ладонью о другую: в берлоге Фрэнка сегодня появится гость! Кто его посещает, кроме Пестрого Солнышка, которая каждое воскресное утро ровно в одиннадцать жмет отманикюренным ноготком на кнопку дверного звонка? Расписание, чертова пунктуальность, у Солнышка все дни забиты по часам. Только во время дамских неприятностей я отдыхаю, малыш Фрэнки.
Мальчишка не сопротивлялся, приноровившись к походке Фрэнка, а сам Фрэнк раскачивался из стороны в сторону, как маятник и один раз въехал в фонарный столб. Спутник ему не помогал, – пока Фрэнк тряс головой, стараясь прогнать боль, накрывшую голову плотнее, чем накрыла бы забытая дома шляпа – мальчик растерянно стоял рядом, должно быть, не зная, что делать. Но убежать не пытался, – так значит, ему не претит компания Фрэнка Брольте, великого и непревзойденного Фрэнка?
Фрэнк снова залез в сумку, отопихнул рукой пакетик с оставшейся пиццей, и спутник судорожно сглотнул – так, словно горло ему сдавил болезненный спазм. Пицца, чертов блокнот, ключи, сигареты...
Бумажник! Фрэнк открыл портмоне и уперся взором в бордовую подкладку – пустую, если не считать десятицентовой монеты. Будто зверь разинул красную пасть, насмешливо демонстрируя толстый язык.
– Черт тебя дери, пройдоха Джон! – ругнулся Фрэнк, на всякий случай встряхнув портмоне. Монетка подпрыгнула в воздух и упала на тротуар, но Фрэнк не стал за ней нагибаться. – А я-то думал... «Этого слишком много, мистер Брольте!» Каков нахал, а! Там же было полторы, нет – две тысячи... Вот почему этот обаятельный гаденыш так долго работает в «Круассане» – с такими-то способностями обчищать посетителей! Нет, такси отменяется, – Фрэнк повернулся в сторону своего нового знакомого, который смиренно ждал, чем все это окончится, – придется нам с тобой добираться пешком. Но здесь недалеко, что мы – буржуи какие-то – брать такси ради трех кварталов?
Кто же знал, что на три квартала понадобится полчаса? Но когда они добрались до квартиры Фрэнка, когда Фрэнк снова встряхнул сумку в поисках ключей, и пакетик с пиццей едва не выпал на расстеленный перед дверью коврик, мальчик – всю дорогу игравший роль молчаливого сторожа – неожиданно подал голос.
– Мистер... дайте... дайте, пожалуйста, – хрипловатым голосом попросил он, вслед за Фрэнком проталкиваясь в темень прихожей.
– Что? – спросил Фрэнк, нашаривая на стене выключатель. Лампа коротко вспыхнула и тут же погасла, но Фрэнк успел заметить, что мальчик опять обхватил себя руками, будто пытался согреться – наверно, для него это привычный жест.
Придется снова звать электрика: новую лампочку Фрэнк сам поставить не сумеет.
Фрэнк схватил гостя за руку и потащил в сторону кухни, освещая путь тусклым огоньком от зажигалки. На кухне, по крайней мере, все в порядке с лампочками. Он подтолкнул мальчика к стулу, но тот с неожиданной, какой-то отчаянной силой вцепился пальцами в ладонь Фрэнка, царапая ногтями старые мозоли, въевшиеся в кожу после тысячи дней, проведенных за печатной машинкой.
– Дайте... Еды, прошу вас... Без нее не смогу...
Чего он не сможет, Фрэнк так и не понял, но спорить не стал – обещал же он его накормить, в конце концов!
Мальчик схватил протянутый кусок пиццы и в момент сгрыз подсохшее тесто, как собака обгладывает кость. Все правильно, у Фрэнка теперь есть свой домашний любимец – он ведь заманил его в свои пенаты едой! И тот пошел за ним на запах пиццы, как пес. Неплохо бы дать ему какую-нибудь кличку.
– Энтони, – ответил мальчик, запустив пятерню в пакет – видимо, в поисках завалящихся крошек. А потом выпрямился на стуле – медленно, со вздохом, будто к чему-то готовился.
Волосы у него были длинные и грязные, и Фрэнк толком не видел лица – только острый нос, влажно блестевший в зыбком свете лампы.
– Ну, как вы хотите? – спросил мальчик, растирая себя руками. Грелку ему что ли подать? – Здесь или... в вашей комнате?
– Что ты имеешь в виду? – усмехнулся Фрэнк: он всегда усмехался, не понимая, о чем идет речь.
Энтони, наконец, додумался заправить волосы за уши, и Фрэнк разглядел землисто-серые щеки и глубокую ямку на подбородке, больше похожую на вмятину. Глаза были тусклые – то ли серого, то ли зеленого цвета.
Фрэнк собирался спросить еще что-то, но тут Энтони поднялся и очень быстро скинул одежду: изорванные джинсы и футболка смятой кучей остались лежать на полу. Он спокойно ступил вперед, подойдя поближе, – Фрэнк теперь видел угристую кожу, так плотно натянутую ребрами, что удивился, как она до сих пор не порвалась. Но поразило не это – с каким, однако, спокойствием Энтони проделал эту нехитрую операцию! Руки проворно расправились с молниями – быстро, без малейшей неуверенности.
Не впервой ему раздеваться перед мужчинами, догадался Фрэнк. Энтони смотрел на него абсолютно равнодушно, должно быть, дожидаясь, когда тот сам разденется или прикажет мальчику сделать что-то еще.
Желудок опять скрутило. Где же его таблетки?
– Ты... так ты что?.. – залепетал Фрэнк, не зная, какое слово подобрать.
– Вы не хотите здесь? – все так же спокойно спросил Энтони.
– Я не хочу вообще, – отрезал Фрэнк и хотел предложить ему снова одеться. Впрочем, его тряпки не сгодятся ни для чего... Но дальше смотреть на это исхудавшее голое тело Фрэнк не мог. – Иди-ка ты в ванную. Первая дверь направо, – натолкнувшись на удивленный взгляд, Фрэнк добавил: – Вымоешься – получишь бифштекс.
– А зачем вы меня сюда привели, если ничего не хотите?.. – спросил Фрэнк, сведя брови к переносице. Он растерялся, наверно, потому что не знал, как ему еще расплатиться за гостеприимство.
Из парня бы получился отличный персонаж, подумал Фрэнк. Работает за еду – и, судя по всему, уже долгое время. Каков стаж, интересно? Сколько понадобилось времени, чтобы воспринимать это ремесло с таким смирением?
Энтони – слишком красивое имя для бездомного, но для шлюхи сгодится. «Пестрое Солнышко» звучит смешно и дешево, а «Энтони» – изящно: мягкость звучания обоснована тремя гласными и чем-то другим, пока не понятным Фрэнку. Как его зовут на самом деле, интересно?
Возьми шлюху-Энтони, он отдастся за кусок хлеба, ну или пиццы, он непривередливый.
Фрэнк пожалел о том, что оставил вторую бутылку вина той девушке из ресторана. Но алкоголь бы только усугубил тошноту: нет, нужно все-таки принять лекарство.
– В ванную, – резко сказал Фрэнк. – Мне тут блохи не нужны, здесь и так достаточно грязи, – он повел рукой в неопределенном направлении, должно быть, желая продемонстрировать гостю убожество собственной кухни. Убожество, ха! Мальчик, наверно, никогда не видел подобной роскоши – или все-таки видел? Он так спокойно ступал по мраморным плитам, размазывая босыми пятками уличную грязь. Фрэнк только сейчас понял, что Энтони был без обуви.
Отправив его в душ, Фрэнк тем временем ринулся к себе в гардеробную: надо же во что-то одеть своего случайного гостя. О том, что теперь с ним делать, думать не хотелось – на пьяную голову перспектива совместного времяпровождения выглядела проще и естественнее. Да, на пьяную голову он думал погорланить вместе пару песенок и, может, тяпнуть вдвоем винца, за которым Фрэнк так и не зашел в супермаркет.
Увидев Энтони в собственных шортах, с трудом державшихся на толстом кожаном ремне, и свитере, разглядев лицо с убранными назад волосами – светлыми, светлыми как пшеница! – Фрэнк резко опустился на стул. Память схватила его за руку так крепко, как он схватил Энтони, когда впервые увидел – и потащила на двенадцать лет назад.
Фрэнк сидел с открытым ртом, снова почувствовав, как вино поднялось из желудка, будто ядерная волна.
-
-
02.10.2011 в 20:54-
-
02.10.2011 в 20:58-
-
02.10.2011 в 20:58-
-
02.10.2011 в 21:03-
-
02.10.2011 в 21:05-
-
02.10.2011 в 21:05-
-
02.10.2011 в 21:06-
-
02.10.2011 в 21:07-
-
13.10.2011 в 17:26-
-
14.10.2011 в 00:42Огромнейшее спасибо за такие теплые слова! Особенно тронула и смутила последняя фраза. *мечтательно*: может быть, когда-нибудь...
-
-
14.10.2011 в 08:14Ты шутишь!
*Arlene*,